для поиска точной фразы используйте кавычки, например, "юридические услуги" помощь

Начало

Но в гости на квартиру в центре Киева приходили влиятельные друзья, в гараже стояла «копейка», жена никогда не знавшая отказа в благах, удручала его лишь неведомо откуда взявшейся тучностью, а дочь училась в школе среди детей очень важных родителей. И мысли об утраченной гениальности куда-то исчезали. Да и была ли это гениальность? Уже не важно. Конечно, он сомневался в этом и почему-то теперь даже успокаивался этими сомнениями. В самом деле – кому бы нужна была эта гениальность даже, если бы она у него и была? И существует ли она вообще? «Они рабы имён! Создай себе лишь имя!» - утешался словами Хайама, расставшийся с юношеской мечтательностью скульптор. Всё это лишь имена. Кто-то среди них действительно велик, а кто-то просто сумевший снискать популярность выскочка. Разве не труженик он сам? Разве не даровит? Зачем нужно быть каким-то особенным для поколений, если ты и так признан, если твой труд оценён грамотами и рублём, а ты уважаем здесь и сейчас, в это время и главное – тем кем нужно? Жизнь удалась! И не надо самокопаний и глупых бичеваний, присущих среднему возрасту. Подальше от угрюмых раздумий! Кому был бы нужен неоплаченный талант?

Но жизнь шла дальше. Разъедающая кислота упомянутых терзаний оказалась недобрым предчувствием. К несчастью ушёл из жизни очень близкий и добрый человек для нашего скульптора. Тот самый человек - партийный деятель, который обеспечивал его заказами, был его протеже. В общем, умер тесть, позаботившийся в своё время не столько о зяте, сколько о благополучии своей дочери. Безусловно нажитого авторитета и без того уже хватало некогда бедному студенту сначала художественного училища, затем Харьковской академии искусств, а ныне одному  из ведущих ваятелей солнечной республики. Но законы бытия кроме прочего зиждутся на естественном принципе конкуренции. И, если столь уважаемого и почётного человека, как наш скульптор убрать с дороги в открытой соревновательной борьбе было задачей крайне сложной, то некто «доброжелательный» решил пойти путём иным и тогда довольно традиционным. А именно – «настучать».
 
Всевидящее око спецслужб пристально всмотрелось в нашего в последнее время не вполне уравновешенного мастера. Ни для кого не секрет, что если это око решило-таки всмотреться, то оно обязательно чего-нибудь увидит. И обязательно чего-нибудь найдёт. Тем более при наличии таких крайне нежелательных для устойчивости карьеры «сигналов». И тем более, у потерявшего свою броню – всесильного тестя. Не вдаваясь в подробности, нашему распоясавшемуся в огульных разговорах по пьяни, скульптору, учитывая его заслуги на идеологическом фронте, решили всего только дать понять. Нравственная беседа в одном из известных управлений взывала к совести гражданина и должна была заставить эту самую совесть потребовать от несчастного правильных решений. На следующий день, проклиная водку, свой язык и депрессивное состояние, которое в паре с водкой этот самый язык и развязали, признанный и почётный скульптор положил партийный билет на стол, вышел из союза художников и прыгнул на мель с моста. Попытка суицида оказалась неудачной и крайне болезненной. К счастью счёты с жизнью он решил свести не «щучкой», ныряя головой вниз, а «бомбочкой» - растопырив при ударе о воду ноги, которые и поломал о песчаное Днепровское дно. Причину этого случая, естественно, скрыли от шестнадцатилетней дочери и правдивую историю данного происшествия она узнала гораздо позже.               
 
Шли депрессивные восьмидесятые. Вожди умирали с заметным постоянством. Страна чего-то ждала. Ждала чего-то такого, нового, но лишь бы не как всегда. Как ослеплённая влюблённая, она готова была довериться страстным обещаниям. Только её об этом доверии никто не спрашивал. Приходилось доверяться кому скажут. И тут прозвучало пугающее многих и поныне слово «Перестройка». Сразу же вслед за ним в обиход СМИ вошло и слово «гласность». Люди начали говорить. Говорить сначала с опаской, с недоверием, осторожно выползая из своих кафельных кухонь. А затем говорить много, с упоением. Наговорившись, осмелевшие и уставшие, они грустнели. Ругая и кляня тех кто им говорить позволил, вскоре к речам утрачивали интерес и, инерционно огрызаясь, возвращались к себе на те же кухни, чтобы завтра с утра в давке отвоевать дармовую палку колбасы гуманитарной помощи или выстоять на голодный желудок очередную смену на заводе. Острота анекдотов утратила свою вызывающую опасность, а значит и рассказывать их стало не так интересно. Когда-то уважаемые профессии стали никому не нужны. Никого уже не интересовала идеология агонизирующего государства, которое вскоре не просто развалилось, оно разложилось, сгнило изнутри.
 
Ставший, в прямом смысле этого слова, на ноги скульптор, ощущая себя не удел в этом времени, понимал, что лакомый кусок жизни съеден и на столе остались лишь крохи чужого пирога. Приспособиться к новым реалиям на глазах меняющейся действительности для закостенелого как мумия мужчины зрелых лет было невозможно. Время требовало от людей той самой смелости, азарта молодости, авантюризма и оправданного риска. Правила игры изменились, но остались законы человеческого естества – алчность, жадность, стяжательство и страсть к удовольствиям, которые в новой дикой формации стали главенствующими, доминирующими, уродливо выпяченными. Часы на кухне, в которой я сейчас пил чай, как вероятно и тогда наш скульптор, говорили ему – твоё время истекло. Смерть жены в конец подкосила силы. И единственная его моральная опора зиждилась на успехах дочери, самостоятельно поступившей в медучилище, а затем и в мединститут. Можно сказать, что он даже успокоился. Те, кто выжил его, отняв возможности и почёт, нынче сами бросили искусство и подались на вольные хлеба. Кто-то даже спился. Только это не утешало. Ему оставалось одно – медленно стареть и уходить.
 
Дочь вскоре вышла замуж. И не один раз. Два внука от двух браков привносили в эту семью, каждый из членов которой был по-своему ужасно одинок, осмысленность. Другими словами – было ради кого жить. Так и цеплялись друг за друга бывший скульптор, оставивший в небытии свой талант и амбиции, растерявший учеников и заслуги, и врач-терапевт, уже давно ненавидящая своих пациентов, белый халат и пожелтевшие бумажки для рецептов. Изредка их обитель навещал последний муж, грузный доктор, с отдышкой и тяжёлой походкой. Кроме регулярно выплачиваемых алиментов, а теперь посильной помощи, он в обязательном порядке приносил продукты, покупал одежду для обоих детей (своего и, более старшего, чужого), всячески проявлял заботу и о бывшем своём тесте. Но на правом безымянном пальце у него переливалось золотом кольцо – символ другой жизни, из которой он вынужденно по своей воспитанности и сердечности возвращался на короткое время к осколкам жизни прошлой, разбитой и ненужной.
 
Как получилось так, что дедушка, презрев расстояние и собственную физическую немощность, очутился на Подоле? Его дочь видела этому лишь одно объяснение. Не хаотическим порывом больного человека был продиктован этот поступок. В годы молодости, в период алой зари возможностей и ещё не раскрытых горизонтов, начинающий скульптор, ступивший на Киевскую землю ради побед и свершений, часто навещал одного старшего знакомого, жившего не вдалеке от Андреевского спуска. Этот человек был его настоящим учителем, настоящим другом, несмотря на разницу в возрасте. Суровый, но искренний, категоричный, но отзывчивый, он увидел в юноше способности к художествам и скульптуре. Его высокая оценка и его бдительный, требовательный, глубокий анализ первых шагов, значил больше чем учебники и наставничество именитых учителей. И в профессиональном плане (хотя этот человек никакого отношения к изобразительному искусству не имел), и в вопросах жизни он оказывал на своего юного друга необыкновенное влияние. Этот человек относился к той здравомыслящей категории умнейших людей, которая своей прозорливостью интуитивно чувствует, где дышит истина. Внутренним детектором они ловят её волну, молниеносно реагируя. При этом они резко, уверенно отсекают несущественное и ложное, вычленяют важнейшее, верное. Сообразительные, они разбираются в неведомых сферах со стремительностью кометы, освещая своим светлым разумом самые потаённые углы, проводя по самым запутанным ходам подземелья. Обаяние ума, харизма внутренней силы личности магнитом влекли юношу. Авторитет в свою очередь был рад тому, что нашёл плодоносную почву своим мыслям.
 
Но однажды, придя в гости с очередным этюдом и книгой, как обычно стуча в не обшитую деревянную дверь, юноша так не дождался, что её отворят. Сердечный приступ ещё утром унёс его старшего друга. Там за дверью остался источник, питавший его начинания, всегда верный указатель нужного направления.
 
Вот так по прошествии половины столетия на небосклоне нашей памяти ещё не гаснут ярчайшие звёзды. Они влекут нас, ибо даже за не имением практической пользы от них, доброго совета или дельной помощи, в них мы черпаем вдохновение. Их пример поднимает нас во время слабости, вдыхает в нас мощь своим образом, хотя сами они давно почили. Их незримый, но ощутимый след остаётся в нас навсегда. И стало ясно почему дедушка направился именно к местам своей молодости. К улицам, в которых для него была заключена сила человеческого духа. К домам, где бился пульс младых надежд. Дедушка хотел жить! Но там… в том времени.
      
Чай был допит. В окне проступили наши смазанные желтоватые от лампового света отражения. Вечер приближался к ночи. Исповедавшаяся женщина вежливо предложила заварить ещё чаю, недвусмысленно посматривая на настенные часы. Я отказался, но спросил, могу ли я на прощание ещё раз увидеть её отца. Естественно мне не отказали.
 
Младший внук открыл дверь в спальню, пропитанную запахом старости. Включили свет. Дедушка не лежал, он сидел на своей кровати, как и сегодня днём бессмысленно глядя в никуда. Под кроватью стоял белый эмалированный таз. Окна без штор. Старый, рыжий шифоньер с зеркалом посередине. Подчёркнутый минимализм.
 
Я поздоровался с ним, не ожидая ответа. Но, к моему удивлению, словно пробудившийся, старик поднял на меня глаза. Ясный, проникновенный взгляд закинул в меня крючок, как бы вылавливая во мне рыбу. Вероятно, так бывает, что поражённый инсультом мозг, вдруг освободившись от тупиков сражённых участков, начинает работать здраво, как у нормального человека, пока вновь не оступится об омертвевшие области.
 
- Кто ты? – спросил меня он, не узнав. Я представился кратко.
- Нет, - ответил он, - надо ещё узнать, кто ты есть. И есть ли ты вообще.
 
За пристальным взглядом искрилось свечение безумия. Во всяком случае, в тот миг мне так показалось. Промолчавший и невнятно пробубневший себе под нос весь день дед, под вечер решил было не умолкать.
 
- Как же меня может не быть, если я есть? Вот он я! – поддержал я разговор.
- Говорят, есть камни, которые путешествуют по песку, оставляя след. Но это всего лишь камни, - складно и отчётливо продолжил дедушка. – То, что ты оставляешь след, ещё не говорит о том, что ты личность. Даже камни…. Даже камни оставляют… Покажи им всем что ты можешь!
 
И здесь речь его стала несвязной, старик опять погрузился в прострацию, шепча нечто невразумительное запавшими губами, пока не умолк утомившись.
 
Я попрощался с ним, с его родственниками и сел в лифт, на стенах которого было множество следов убогости человеческой фантазии в виде фраз и рисунков. Выйдя на улицу, я наткнулся на разбитую урну с разбросанным вокруг неё мусором. На асфальте мелом были нарисованы цифры в квадратиках – детская игра в «классики», а рядом огромными буквами выписанное белой краской пошлое в своей банальности признание в любви некой Лене. Стены домов были изуродованы пятнами объявлений. А на дороге в свете ночных фонарей видна чёрная полоса тормозного пути автомобиля. Человек везде оставляет следы своей глупости и своего дара, своей жажды и своего ничтожества, своей страсти и своей трусости.
 
Снятая квартира для ночлега находилась неподалёку. Я устал. Придя к себе, быстро разделся, нехотя искупался и упал на большую кровать. Заснул мгновенно, почти не успев ни о чём подумать и переварить. Завтра меня ждала очередная прогулка по Киеву перед поездом, а затем путь домой. Проложенный кем-то путь, по которому уже много-много лет с заданной скоростью передвигаются люди, беседуя с нудными попутчиками, выпивая дежурный, невкусный чай и разгадывая несложные кроссворды. Вечная дорога жизни, где меняются лишь пассажиры. Бесконечный оставленный кем-то след, уводящий всех нас вдаль с известным всем пунктом назначения.
 
 
Июнь 2011





.